Из детского барака концлагеря в живых остались только четверо

2106-057

У председателя общества бывших малолетних узников фашистских лагерей и многолетнего директора Опольевской школы Валентины Денисовны Лукиной юбилей – Бог дал долгую и достойную жизнь, которая могла оборваться в детстве.

Под немецким сапогом

Валентина родилась за четыре месяца до войны – в феврале 1941 года и стала единственным ребенком в семье. Отец вскоре ушел на фронт и не вернулся. Ее родители из состоятельных семей, достаток которых был нажит долгим и упорным личным трудом. 

– Мой дед до революции владел кожевенным заводом, мама – Вера Федоровна – происходила из семьи хуторян, что у деревни Каменка Новгородской губернии, и вместе с родителями за плугом она с девяти лет, окончила церковно-приходскую школу, потом в Петрограде вечернюю. Среди предков были и священники, разумеется, после революции завод был национализирован, а семьи родственников попали под колесо коллективизации, дяди так и ушли из жизни в ссылке на лесоповале.

Дед Вали прошел Первую мировую войну, был ранен и после демобилизации и возвращения прожил недолго – раны не прошли бесследно. Вера Федоровна уехала в Петроград, где получила учетную бухгалтерскую специальность и оттуда вернулась в родные места – в Старую Руссу, где работала счетоводом. Здесь и познакомилась с будущим мужем – директором городского торга Денисом Николаевичем Ореховым, он был родом из псковских Дедовичей. Вскоре у них родилась дочь Валя. А с первых дней начавшейся войны отец ушел на фронт и больше его не видели – пропал без вести. Город стали регулярно бомбить уже через несколько дней, поскольку в Старой Руссе находился авиазавод по ремонту транспортных самолетов. Мама с дочерью уехала в родную Каменку, а вскоре там появились немцы, которые отличались особой жестокостью.

Многие парни из старшеклассников ушли в партизаны, оккупанты отвечали зачистками и расстрелами. Все ценное, скотину, птицу они забрали у селян сразу, зверствовали, а девушек от 16 лет и старше насиловали нещадно, население отвечало активным партизанским движением и подвергалось ответным безжалостным репрессиям.

–  О том, что здесь творилось, приведу один пример со слов мамы: однажды мимо соседского дома шло три подвыпивших молодых немца, у дома на улице играл полуторагодовалый ребенок. Один из солдат подбросил его за ногу, второй на лету выстрел в голову и убил малыша. После чего они захохотали и пошли дальше. Таковы нравы у «цивилизованных» оккупантов.

А после проигранной Сталинградской битвы гитлеровцы стали вывозить из Новгородской области все ценное и угонять в Германию трудоспособное население – женщин, девушек, девочек и ребят – мужчины почти все были на фронте, оставляя в деревнях лишь стариков и маленьких детей. Но среди населения попадались и предатели.

Кого из детей уводили в медсанчасть, тот больше не возвращался

В рабство людей везли с остановкой в Латвии, конечное место – концлагерь под городом Штеттин в Померании, бывший славянский Щецин, ныне это территория Польши. Вале в ту пору было два с половиной года. В концлагере были бараки для женщин, которых под конвоем водили на рабский труд по укладке бутовым камнем мостовых. Кормили скверно – баландой, условия жесткие, малейшая провинность – расстрел. Отдельно содержались военнопленные. Заключенные в основном русские, украинцы, белорусы, было немного французов. Русских девушек старше 14 лет, немцы отбирали и отвозили в свои госпитали для утех и издевательств раненым солдатам и офицерам. Оттуда уже мало кто из девушек возвращался. Кроме того, над заключенными детьми, которые жили в отдельном бараке, нацисты ставили медицинские бесчеловечные эксперименты. Среди этих детей была и Валя. Ее мама иногда приходила ночевать в этот барак – разрешали. Охрана ходила со злющими собаками, в том числе и в детском бараке, если кто из детей спал внизу, то собака могла ночью отгрызть руку.

Кормили детей жиденькой баландой, их регулярно забирали в лабораторию нацистские доктора – либо выкачивали кровь для солдат вермахта, либо делали преступные операции по изъятию и пересадке органов – «разбирали на запчасти», причем живьем. Также проводили испытания лекарств на детях, после чего те умирали, трупы сжигали в крематории. За людей нас нацисты и отравленные нацизмом немцы не считали.

– Мы знали: если кого забирали в медсанчасть, оттуда никто не возвращается живым. Мне, если можно так сказать, повезло больше других детей: нацистские врачи распороли ногу, запрещали ее бинтовать и закладывали туда тампоны с какими-то мазями – проверяли, выживу ли. Рана на ноге долго болела, но все-таки заросла, но шрам остался до сих пор. Вот поэтому после войны после таких экспериментов над живым «людским материалом» из СССР, медицина в Германии оказалась на высоте ценой жизни многих тысяч советских людей, в том числе детей.

Цена такой продвинутости Германии в области медицины непомерно высока. Невдалеке от концлагеря располагалось немецкое поместье. Его хозяйка – немка, пришла в концлагерь и, по договоренности с комендантом, отобрала для себя трех работниц для помощи по дому в ведении хозяйства. Среди них была и мама Вали. Хозяйка оказалась не лишена человечности и разрешала есть в имении, но в концлагерь выносить продукты не позволяла. Объяснила: «Мне не жалко, но вас постоянно обыскивают и, если найдут хоть одну картофелину, – вас расстреляют и у меня будут крупные неприятности».

– Хозяйка-немка, когда однажды меня увидела в бараке, предложила маме отдать ей, пояснив, что я все равно погибну. Но мама не согласилась. Из всех детей в нашем детском бараке уцелели всего четверо детей из более чем ста. Среди них оказалась и я. После освобождения нас – всех четверых – сфотографировали и передали фотокарточку.

Завещание родителей

Так продолжалось до апреля 1945 года, когда 2-й Белорусский фронт генерала К. К. Рокоссовского подошел к Штеттину. Гитлеровцы уходили, яростно огрызаясь. 26 апреля советские танки вошли в город. На улицах освободителей встречали угнанные на работу в Германию и уцелевшие в концлагерях женщины и военнопленные цветами сирени. Весь город был в сирени – в Германии она зацветает раньше, чем у нас. Но в город вошли только танки, пехоты не было, а солдаты вермахта уже покинули город.

– Я запомнила этот день на всю жизнь. Мы стояли с сиренью на улице, а по ней колонной шли наши танки. Вдруг один из них остановился, из башни вылез молодой танкист и поднял меня на руки. От переполнения чувств он не знал, чем одарить, вынул из кармана пачку папирос «Красная звезда», вручил мне и прыгнул в танк. Эту пачку папирос мама обменяла на немецкую куклу, у которой закрывались глаза, и она могла плакать. С этой куклой играли и другие уцелевшие дети.

Оставшиеся в живых узники возвращались из Германии домой. В Бресте Ореховы, мама с дочерью, с остальными прошли фильтрацию и отправились дальше на родину – в Старую Руссу. Город лежал в полной разрухе, разбитый и разбомбленный, жить было негде, горожане строили времянки. Кое-как стали обосновываться, в 1949 году Вера Федоровна вышла замуж, тоже построили маленькую времянку, где стояла кровать, стол да буржуйка. А годом раньше Валя пошла в школу, закончила семь классов. Когда училась в восьмом классе, умерла мама, надо было как-то обустраивать жизнь дальше. Мама, пока была жива, наказала: «Сначала выучись на врача или на учителя, потом уже выходи замуж». Учеба Вале давалась легко, особенно любила историю, в школе преподавал молодой учитель-историк А. В. Вольфтруп, который был и классным руководителем. Он обратил внимание на девочку и порекомендовал принять ее на учебу другу – директору детского дома-интерната в село Едрово Валдайского района. Здесь Валя закончила 10 классов с прицелом на пединститут, как завещала мама. Детский дом был благоустроенный: занимались в светлых классах, хорошо кормили, жили в большом чистом здании, активно занимались спортом, но была дисциплина и высокие требования к учебе. Валя увлеклась лыжами, ударно училась – тогда в старших классах оставляли только хорошистов и отличников. У кого были тройки, после семилетки отправляли на рабочие специальности: девочек на швей, ребят в ремесленные училища. Те, кто проходил отбор, имели шансы сразу поступать в вузы. Но молодежь, кто был вывезен в Германию, по негласному указу, не принимали на медицинские и юридические факультеты.

– Так в 9-м и в 10-м классе нас в детдоме оставалось всего двое – я и Павел. После окончания школы мы оба поступили в вузы, причем сразу. Я – в Новгородский педагогический институт, решила идти на физмат. Конкурсы тогда были огромные – по 10-11 человек на место, мы учились очень хорошо и прошли жесткий конкурс.

В институте сразу вошла в студенческий актив, также хорошо училась и на четвертом курсе ее и еще несколько студентов, вызвал к себе ректор. Он объяснил, что в одной из ближних сельских школ уехал учитель-математик, не хочет ли кто, продолжая учиться в институте, преподавать и получать зарплату. Стипендия и очное обучение сохраняются, а в пятницу и субботу – учеба в институте. Валя согласилась. Так еще в институте началась ее долгая педагогическая деятельность. А после защиты дипломной работы, она, как было завещано родителями, и стала преподавать в школе и вышла замуж.

Директор Опольевской школы – от и до

Ее супругом стал офицер, только что закончивший Саратовское высшее военное командно-инженерное училище Иван Васильевич Лукин, который не менял профессию. Как ракетчика его направили служить в воинскую часть на выбор – север или Кингисепп, точнее, Касколовка, где была развернута ракетная часть стратегического назначения. Иван Васильевич выбрал Кингисепп, и молодая семья приехала сюда летом 1964 года. И. В Лукин отслужил 25 лет, работал военруком в Опольевской школе, умер в 75 лет.

– Я пришла в районный комитет образования, его возглавляла Е. Н. Мосина, и она взяла меня методистом гороно, у нас сразу выстроились доверительные отношения. Но я просилась в школу: мне нравилась учительская работа. Сначала назначили завучем в школу поселка Черновское, а затем пять лет проработала директором школы в Домашово.

В Кингисеппе в семье Лукиных родились дети: Вера Ивановна (Лопатина), она была председателем районного комитета по культуре, спорту и молодёжной политике. Сын Иван Лукин пошел по служебной стезе: закончил Московский гуманитарный университет, где готовят юристов, бывшую Академию им. В. И. Ленина, работал в центральном аппарате Минобороны, сейчас подполковник в отставке, живет в Москве.

А Валентину Денисовну в 1979 году назначили директором будущей Опольевской школы, она была заложена в 1980 году. В январе был выкопан фундамент и началось интенсивное возведение трехэтажного здания, рассчитанное на 480 учащихся. В июле ее пригласил к себе первый секретарь Кингисеппского горкома партии А. И. Мячин и сообщил, школа должна начать занятия с 1 сентября, потому что закрылась Керстовская школа и в Опольевской школе будут учиться дети из Ополья, Пустомержи, Беседы и окрестных деревень. А как, если третий этаж не достроен, нет столовой, спортзала?.. Но руководство настаивало.

– Пришлось мобилизовать стройку, мне напрягаться, хлопотать, убеждать. 1 сентября 375 детей отправились в школу. В здании размещалось школьное общежитие – три спальни на 30 детей из дальних деревень. Я вела уроки по физике и математике у детей 5-8-х классов. Директором школы проработала до пенсии, до 2006 года, хотя просили остаться. Но ушла сначала на работу по хозяйственной части, а в 2014 году вышла на пенсию окончательно.

– Всю свою жизнь старалась жить и работать по совести. У человека, считаю, прежде всего, должны быть порядочность, честность, и человек на должности обязан быть компетентен в своем деле. Для меня неприемлемы нечестность, неискренность и люди, нежелающие трудиться.

Валентина Денисовна в педагогике отработала 32 года. А в 2007 году она была избрана председателем Кингисеппского общества бывших малолетних узников фашистских лагерей, теперь вошла в совет ветеранов Кингисеппского района. И продолжает трудиться на благо страны до сих пор. Власть приходит и уходит, а Родина у человека одна, если, конечно, он считает для себя таковой Россию.

Д. Власов

Читать свежий номер газеты “Восточный берег”

Яндекс.Метрика

Что будем искать? Например,Человек

Мы в социальных сетях