В июле нынешнего года Хильма Андреевна Лях отметит 90-летний юбилей. Уже девять лет она живет в Сланцевском доме-интернате. Мы встретились с нею в социальном учреждении в преддверии 81-й годовщины полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Хильма Андреевна – очевидец тех страшных дней, вместе со взрослыми пережила все лишения и страдания, выпавшие на долю жителей осажденного города. Поразило, что она помнит все до мельчайших подробностей. Ее горький рассказ невозможно было слушать без волнения – не раз подступал к горлу комок и на глазах появлялись слезы…
«До войны наша семья жила в поселке Рощино под Ленинградом: отец работал в лесничестве, мама – уборщицей. В семье было трое детей – старшей сестре Любе исполнилось 9 лет, мне – 6 лет, брату Суло три годика. А самый младший Рудик родился в июле сорок первого года, когда папа уже на фронт ушел, – начала свой рассказ Хильма Андреевна. – Младшего сына ему не довелось увидеть – Рудик умер от голода в январе 1942 года. Он все время плакал, а когда не стало сил – просто пищал, как птичка. Мама говорила, что и после войны этот писк малыша стоял у нее в ушах.
Когда началась блокада, мы переехали к родственникам на станцию Песочная. С нами жила бабушка – папина мама, и тетя Мария – сестра мамы с двумя детьми. Никаких запасов продуктов у нас не было – получали только по 125 граммов хлеба на человека. Очень страдали от голода. В январе сорок второго года друг за другом умерли бабушка, моя сестра Люба, два брата. Умерли и два двоюродных брата – старшему было 9 лет, младшему – 6 лет. Я помню смерть каждого: Люба умерла ночью – пожаловалась на сильную боль в животе, встала на колени перед кроватью, легла на нее животом и умерла. Она пила очень много воды, чтобы заглушить голод, а этого нельзя было делать – Люба очень распухла. Умерли два моих младших брата, очень тихо ушел из жизни старший двоюродный брат – лег на спину, закрыл глаза и перестал дышать. А вот его младший брат умирал тяжело, очень кричал и просил: «Дайте хлеба!». Его матери дома не было, соседка принесла кусочек хлеба и положила ему в руку. Съесть хлеб мальчик уже не мог – так и умер с куском в руке.
Похоронить их мы не могли – они лежали в сарае. Позже узнали, что их похоронили в братской могиле. Перед эвакуацией в живых остались трое – я, мама и тетя Мария. Мы с мамой уже не вставали и тоже, наверное, умерли бы, но пришли какие-то люди, сказали, что придет машина, и нас вывезут из города. Это случилось 28 марта 1942 года. Лед на Ладожском озере уже начинал таять, наша машина благополучно проехала, а следующая за ней утонула. На берегу нас ждал поезд. Подняться в товарный вагон мы с мамой не могли – не хватало сил. Сидели на снегу у вагона, наверное, там бы и остались, если бы не проходивший мимо молодой солдат: он поднял нас в вагон. Он был набит людьми – еле нашли себе местечко.
До Красноярского края, куда нас эвакуировали, добирались целый месяц – за это время вагон опустел, многие умерли от брюшного тифа – на каждой станции выносили трупы. И мы с мамой болели. Когда высадили на конечной станции, с трудом добрались до ближайшей деревни – там разместили в клубе, лежали на полу. Лекарств никаких не было, но давали еду – хлеб, суп, можно было купить сыворотки из-под творога – ее продавали местные жители.
Только к осени мы окрепли, мама работала у чужих людей – мыла полы, воду, дрова носила. Где работала, там мы и жили. О судьбе отца долго ничего не знали – только в 1949 году получили извещение, что он пропал без вести на фронте. Я стала получать пособие по утере кормильца – вот тогда стало жить легче, маленький домик купили, свой огород завели. В школу я поздно пошла – не было одежды, обуви, но училась очень хорошо, на одни пятерки. У меня была отличная память, учительница всегда хвалила. Окончила пять классов. В Сибири мы прожили двенадцать лет, на станцию Песочная вернулись только в 1954 году. Жилья своего не было, и вместе с мамой я работала уборщицей в школе – там нам дали небольшую комнатку. Потом переехали на станцию Удельная – работали в столовой школы-интерната. Позже получили две комнаты в Невском районе Ленинграда, я вышла замуж, родила сына».
Хильма Андреевна вела повествование о своей нелегкой жизни, возвращаясь не раз к блокадным годам. Память и до сих пор не дает ей покоя. И вновь она слышит вой падающих бомб – станцию Песочная бомбили каждый день, видит себя и других испуганных детишек, прячущихся под кроватью – они верили, что здесь бомбы и снаряды их не достанут. Чудо, что их дом уцелел, а дерево во дворе разлетелось на кусочки от прямого попадания. Как наяву, видит солнечный январский день, когда умер от голода брат, видит и себя, тихо сидящую за столом, на котором нет ни крошки хлеба – она ждет маму и строго выполняет ее наказ – не пить много воды. Но особенно часто она вспоминает товарный вагон, который вез ее в Сибирь. Перед эвакуацией им с мамой выдали хлеб на четыре дня. Мама положила его за пазуху дочке и ненадолго отлучилась. А Хильма, утомленная сборами в долгую дорогу, уснула в вагоне, и в это время кто-то украл у девочки весь хлеб. Четыре дня они с мамой ехали голодные…
Никогда ей не забыть и долгожданную весть о Победе: в одном деревенском доме было радио, и все узнали, что война окончилась. Как все радовались! День Победы для Хильмы Андреевны – самый светлый, самый святой праздник. «Пусть будет мир на земле, пусть все люди живут спокойно, пусть будут счастливы дети», это главное пожелание ветерана – жителя блокадного Ленинграда.
Т. Крылова
Газета «Знамя труда», г. Сланцы
